— Какой у него номер? — зачем-то спросил я.

— Это эпизодически открытый мир. Они не нумеруются. Просто Аркан. — Политик подошел к лестнице, задумчиво посмотрел на меня. — Пора мне. А ты попробуй, Кирилл. Я в тебя верю. Еще неделю-другую ты можешь помочь своей стране.

— А потом?

— Потом тебе станет на нее наплевать. — Дима огорченно развел руками. — Я потому и спешил с тобой поговорить. У тебя еще две двери, Кирилл. Два мира. Не прогадай, прошу тебя.

Он начал спускаться. Я — следом. Проводил политика и убедился, что либо его и впрямь никто не сопровождал, либо охрана ждала в отдалении от башни. Подняв воротник куртки и ссутулившись, будто сыщик в классическом детективе, Дима двинулся прочь.

— Национальную идею, — с легким восхищением сказал я, закрывая дверь. — Ну да! Лихо!

Конечно, в просьбе политика что-то было. Если и впрямь существует мир, где календарь давно ушел вперед, — почему бы не воспользоваться? Подложить соломки на те места, где предстоит падать?

С другой стороны — возможно ли это на практике? Из слов политика можно было понять, что Сталин приказал уничтожить переход в Аркан, когда узнал о развале Советского Союза. Допустим. А Хрущева и Горбачева не тронул?

Ох темнит политик! Все-таки насколько проще, когда тебя просят о чем-то материальном. «Бац… Вот голова дракона, король! Я выполнил свое обещание!» А в ответ: «И я выполню свое, принц! Вот тебе рука принцессы! Шмяк…»

Но все-таки я решил честно исполнить данное ему обещание.

Отчасти — чтобы помочь своей стране. Отчасти — из любопытства. Гигантские спруты на набережных и ласковые тропические моря — это интересно, конечно. Но долетят ли люди до Марса, построят ли город на Луне? Будет ли мировая война? Вылечат ли рак, СПИД и насморк? Снимет ли Питер Джексон «Хоббита»?

Я вдруг представил себе все те маленькие эгоистические радости, которые можно получить от двери в будущее. Пускай я могу лечить болезни у функционалов, а радостям гастрономии предаваться в ресторане Феликса. Но никто из них не напишет романа за Умберто Эко, не снимет фильм за Спилберга, не сочинит песню за Арбенина, не выпустит третий «Фоллаут».

Попробую. Лягу спать с мечтой о будущем.

Но отойти ко сну удалось не скоро.

Вначале я домыл пол на первом этаже. Потом убрал весь мусор с пляжа. Недопитое пиво вернул на кухню, пожалел об отсутствии холодильника — и сунул пару бутылок под холодную воду. Вернулся на берег, сел и стал смотреть на океан. За спиной садилось солнце, моя тень дотянулась до самой воды. Тень от башни, казалось, тянулась к самому горизонту.

Долго любоваться закатом мне не дали — постучали в дверь из Кимгима. Я почему-то решил, что это вернулся Цай.

Но это оказались два хорошо одетых джентльмена (язык не поворачивался назвать их иначе), похожих будто отец и сын или дядя и племянник, которые поинтересовались, куда можно пройти из моей башни.

Москва их не заинтересовала. У меня сложилось ощущение, что их вообще не интересовала наша Земля, — стало даже немного обидно. На морской мир они посмотрели с явным интересом, но он их тоже не устроил.

Мы очень вежливо раскланялись. На прощание старший из мужчин, которого я мысленно назвал дядюшкой, предложил мне сигару. Я подумал и принял подарок. Никаких тревожных ощущений в душе не возникло. Видимо, таможенник был вправе принимать мелкие подношения.

Вскоре после этого постучали в московскую дверь.

Эту компанию опознали бы завсегдатаи модных тусовок и ночных клубов. Даже я, хоть и не вспомнил имен, узнал популярного молодого рэпера (наяву он выглядел совсем мальчишкой — самоуверенным, пыжащимся мальчишкой) и блондиночку лет семнадцати из какой-то девичьей группы: то ли «Ириски», то ли «Тянучки», то ли «Сосалки». Никогда не мог запомнить названия этих странных коллективов, где главное не голос или текст, а несколько штук длинноногих миловидных исполнительниц, отличающихся только цветом волос.

С рэпером и певичкой была свита: два парня и две девчонки. Видимо, поклонники. Всем не больше двадцати. Судя по наглым глазам, дорогой одежде и припаркованным в сторонке машинам — тоже золотая молодежь. Только в отличие от рэпера и певички — веселящаяся на чужие деньги. Их папы-мамы когда-то удачно украли кусочек страны. Страна была большая, кусочек жирный, и теперь отпрыски могут проводить время, дрейфуя между парижскими бутиками (экстравагантные особы предпочтут лондонские) и модными европейскими дискотеками (продвинутая молодежь выбирает японские).

Из шестерых только один знал о функционалах — парнишка-рэпер. Певичка, похоже, путешествовала между мирами и не особо удивлялась. А вот золотая молодежь (мой папа почему-то называет таких мажорами) отчаянно трусила и от этого становилась все наглее и неприятнее. Рэпер сразу же выбрал Землю-семнадцать. Едва увидев океан, золотящийся под последними лучами солнца, молодежь принялась восторженно и обильно материться. Только крашеная медноволосая девчонка, виснущая на чахлом плече кавалера, пискнула, что «на Фарерах круче». Почему она вспомнила холодные Фареры — не знаю. Может быть, это единственное туристическое место, где ее приятели не бывали и не могли ничего возразить?

Мне очень хотелось отобрать у туристов алкоголь и рассованные по карманам галлюциногены. Но в мир-заповедник можно было ввозить любую дрянь.

Так что я обошелся тем, что содрал с них пошлину по полной. Даже за презервативы, которые были и у парней, и у девушек.

Они не спорили. И без малого две штуки рублей пошлины их ничуть не смутили. Я в прежней жизни с такой легкостью расстался бы с двадцатью рублями.

Закрыв за ними дверь, я поднялся в кухню. Пиво остыло. Я открыл бутылку, разорвал пакетик с фисташками. Выпил бокал, налил второй. Подошел к окну в Заповедник.

Молодежь купалась в море. Шумно и весело. Совсем как нормальные люди. Рэпер и еще один парень заплыли далеко от берега, остальные плескались на мелководье. Я посмотрел в сторону леса — никого. Где-то там беглая террористка. По ее следам упорно идет Котя — натерев мозоли, несколько раз споткнувшись, разбив очки… Ну не верю я в его способность передвигаться по пересеченной местности без травм!

Я вздохнул и подошел к окну в Кимгим. Там совсем уже стемнело, шел мелкий, святочный снежок. Только глухие кирпичные стены вокруг портили впечатление.

Эх, не повезло мне! Угораздило башню вырасти на заводских задворках! Стояла бы она где-нибудь на холме, недалеко от ресторана Феликса. Смотрел бы я сейчас на уютные домики с черепичными крышами, из печных труб струился бы в небо вкусный дымок, скользили бы по снегу сани, дети во дворах кидались снежками, вежливые джентльмены раскланивались друг с другом, дамы в пышных платьях выгуливали крошечных собачек… Потом пошел бы в ресторан, съел каких-нибудь соленых морских гадов с гарниром из моченых артишоков, выпил вина и поговорил с умным человеком…

Или пусть бы башня возникла на берегу, рядом с «Белой Розой»! Я стоял бы сейчас у окна и смотрел на седое, хмурое море, на злобные щупальца кракенов, ползущие к башне. Холодный ветер трепал бы мне волосы, а я со снисходительной улыбкой разочаровавшегося в жизни человека смотрел бы вдаль. Может быть, даже раскурил бы подаренную сигару…

Потихоньку допивая пиво, я все больше и больше впадал в меланхолию. Все-таки присутствие Коти позволяло мне верить, будто я не до конца распрощался с прежней жизнью. А сейчас, наблюдая за дурачащейся молодежью, я вдруг почувствовал себя очень, очень одиноким. И еще — старым. Но не умудренным опытом, а усталым и измотанным…

На берегу пустили по рукам бутылку с шампанским. Потом девицы стали петь какую-то дурацкую песенку. Наверное, из репертуара своих кумиров.

— Будете горланить — идите подальше! — крикнул я из окна.

— Да пошел ты… — откликнулся было с берега один из фанатов. Рэпер кинулся к нему как ошпаренный, закрыл рот ладонью, начал что-то втолковывать вполголоса. До парня дошло быстро. Ничуть не с меньшим чувством, чем раньше, он завопил: — Извините, извините, пожалуйста, все, больше не шумим!